В тени группы берёз был разостлан
яркий ковёр, на нём стоял самовар, испуская струйки пара и голубой дым, а около него, присев на корточки, возилась Маша с чайником в руке. Лицо у неё было красное, счастливое, волосы на голове мокрые.
Неточные совпадения
Не подумайте, чтоб там поразила нас какая-нибудь нелепая пестрота, от которой глазам больно, груды
ярких тканей, драгоценных камней,
ковров, арабески — все, что называют восточною роскошью, — нет, этого ничего не было. Напротив, все просто, скромно, даже бедно, но все странно, ново: что шаг, то небывалое для нас.
На клумбах, над пестрым
ковром из разноцветных трав, возвышались диковинные
яркие цветы, от которых сладко благоухал воздух.
Снежные равнины
Коврами яркими легли...
Среди
яркого света увидел я восемь лошадей в султанах из перьев, кативших огромное сооружение из башенок и
ковров, увитое апельсинным цветом.
Только два месяца, март и апрель, до начала мая необозримые, гладкие, как тарелка, равнины сплошь цветут
ярким зелено-красным
ковром.
Три приемные комнаты, через которые проходил Бегушев, представляли в себе как-то слишком много золота: золото в обоях, широкие золотые рамы на картинах, золото на лампах и на держащих их неуклюжих рыцарях; потолки пестрели тяжелою лепною работою;
ковры и салфетки, покрывавшие столы, были с крупными, затейливыми узорами; драпировки на окнах и дверях
ярких цветов…
У основания их, вдоль закругленных коридоров, громоздились сложенные декорации, расписные барьеры и табуреты, лестницы, носилки с тюфяками и
коврами, свертки цветных флагов; при свете газа четко обрисовывались висевшие на стенах обручи, перевитые
яркими бумажными цветами или заклеенные тонкой китайской бумагой; подле сверкал длинный золоченый шест и выделялась голубая, шитая блестками, занавеска, украшавшая подпорку во время танцевания на канате.
Катерина сняла со стола старый
ковер, потом открыла сундук, вынула из него драгоценную скатерть, всю расшитую
яркими шелками и золотом, и накрыла ею стол; потом вынула из шкафа старинный, прадедовский, весь серебряный поставец, поставила его на средину стола и отделила от него три серебряные чарки — хозяину, гостю и чару себе; потом важным, почти задумчивым взглядом посмотрела на старика и на гостя.
Матовый фонарик в гостиной,
яркий камин, зелень на окнах, красивая покойная мебель и мягкие
ковры — все это так красило ее новую обстановку, посреди которой, в роли счастливой молодой хозяйки, она и посторонним, и самой себе казалась еще прелестнее.
За рощею был вал и канава. И на склоне этой канавы, за густым черемуховым кустом, я набрел на целый
ковер спелой земляники. Сухая потрескавшаяся земля, мелкие желтеющие листья земляники и
яркие крупные ягоды. В роще звонко перекатывалось «ау!». Вижу из-за куста, — по валу идет Маша. Я позвал ее шепотом...
Утром она проснулась и взглянула на свои часики: было половина десятого. На
ковре около кровати тянулась узкая
яркая полоса света от луча, который шел из окна и чуть-чуть освещал комнату. За черной занавеской на окне шумели мухи.
Помнятся мне ярко-желтые, блестящие полы, люстры, окутанные в марлю, узкие полосатые
ковры, которые тянулись не прямо от двери до двери, как обыкновенно, а вдоль стен, так что мне, не рискнувшему касаться своими грубыми болотными сапогами
яркого пола, в каждой комнате приходилось описывать четырехугольник.
Пестрый, с азиатскими узорами
ярких цветов,
ковер упадал с кресел пошевень почти до земли.